Джим опасался, что Себастьян не только не примет деньги, но и снова включит горделивого тугодума. Несмотря на свой острый ум, Моран порой становился до ужаса непробиваемым и негибким, из-за чего Мориарти хотелось выть и лезть на стену. Вместо этого он отвешивал шуточки о тупости военных, хотя, конечно же, едва ли это относилось к Себу.
— Хорошо, Джим. Не скажу, что мне это очень нравится, сам знаешь, да и я не имею ничего против того, чтоб ты знал, как я использую эти деньги.
— Именно поэтому я так тебе доверяю, — ответил Джим, пожав плечами. Он испытал настоящее облегчение, когда за его словами не последовал конфликт. — Потому что ты не дашь мне повода усомниться или разочароваться.
Теперь и он смог уделить время пиву и вкусной еде. Джим соскучился по такой пище, по острому соусу, по мягким креветкам, по пряностям в приправах и даже по не самому любимому напитку. Всё вместе это порождало приятную и будоражащую смесь, да и компания в лице Морана делала и вечер, и еду особенными. Происходящее напоминало Джиму свидание.
— Я не хочу, чтоб деньги так или иначе участвовали в наших отношениях, потому давай не будем уделять этому вопросу слишком много внимания.
— Они и не будут. Вопрос закрыт.
— Лучше выберем мебель, раз всю прошлую ты хочешь выкинуть. Если я буду заниматься этим один, дом может напоминать казарму.
— А ты когда-нибудь занимался сексом в казарме? Я нет, а хотелось бы. Кстати, это можно считать свиданием?

**
С самого утра Джим отправился в Эплдор, где было всё самое необходимое: интернет, техника, координаторы, а главное — Чарльз под боком. Недолгой психологической атакой они добились ответов от своих партнёров, разыграли с конкурентами партию, предложенную Джимом, и к обеду отправились на встречу. Чарльз как обычно взял на себя роль М, а Джим — его секретаря. Переговаривались они заранее отрепетированными сигналами, но, каким бы идеальным ни был план, без перестрелки не обошлось.
— Убивать такого опытного поставщика я не собирался, — сообщил Джим, когда после разборки они курили на улице. — Жаль.
— Это не последний наркоторговец в городе, — успокоил его Чарльз. — Зато канал наш. Поздравляю, ты король!
— Он мне не нужен, — равнодушно ответил Джим. — Это не для меня, для другой сделки. Мне нужен был именно этот человек, чтобы поставить Лейстрейда. Представь, как огорчился бы Майки! А теперь у меня труп этого придурка и ненужный мне синдикат. Может, продать его?
— Недурно, — прищурился Чарльз. — Можно сбагрить его нескольким группировкам, поиметь со всех деньги, а они пусть рвут добычу.
— И слить данные людям Холмса. Как жест доброй воли, за которой кроется обещание роскошного кровопролития.
— Как смотришь на то, чтобы отметить?
— Вполне положительно.
Уже к вечеру они были в клубе. Джим, устроившись на диване, курил и неспешно пил виски, любуясь танцами на сцене. Сознание уже приятно вело от лёгкого наркотика, мысли, обычно работающие как шальной механизм, затормаживались, даруя минуты покоя. Чарльз что-то увлечённо рассказал, обещал познакомить с важным человеком, приближённым к Скотланд-Ярду, и намекал на интересные перспективы. Этот самый человек оказался весьма хорош, умён и достаточно общителен. Джим уже предчувствовал шикарный вечер, роскошную ночь, и именно тогда раздался сигнал смс.
«В доме чего-то не хватает, но пока не ясно. Я уже там, пью пиво, приезжай».
Джим убрал телефон в карман, чтобы снова увлечься разговором и отдыхом, игнорируя навязчивого полковника, но в итоге поймал себя на мысли, что не может. Почему-то он так или иначе думал о Себастьяне, о том, что он ждёт в их общем доме, такой шикарный, достойный, благородный. Эмоции Джима напоминали пламя. С вечера он готов был обожать его, сходить с ума и открываться полностью, а на утро пугался себя и становился замкнутым, холодным и пытающимся вернуть свободу. От собственной зависимости было тошно. Но и сидеть в компании неинтересных мужчин, когда дома ждал Моран, казалось невозможным.
— У меня появились срочные дела, — сообщил Джим Чарльзу, вызывая такси. — Сам разберись с этим человеком, увлеки его, ладно?
Дома он был уже через полчаса. Открыв дверь своим ключом, Джим снял пальто и понадеялся, что запах курева и спиртного хоть немного выветрился. Он прошёл в зал, с интересом осматриваясь и изучая новый интерьер. Да, Моран старался. Мебель стояла там, где хотел Джим, появились книжные полки и другие приятные мелочи, словно полковник успел продумать всё. Следом Мориарти изучил остальные комнаты, чувствуя удовлетворение. Да, получалось прекрасно.
Себастьяна Джим нашёл на кухне. Он не сказал ни слова, молча прошёл, осмотрелся и достал сигареты. Открыв окно, Джим закурил и ещё раз бегло осмотрел кухонный гарнитур.
— Вот объясни мне, — заговорил он, выпуская ртом дым. — Я провернул шикарное дело, оторвался по полной, испытал такой заряд адреналина, что заслужил один вечер отдыха. Всё было прекрасно. И клуб, и атмосфера, и люди. Но приходит одно-единственное сообщение от тебя, и что я делаю? Лечу сюда, хотя эта квартира от нас уже никуда не денется! Это вообще нормально?
Джим и сам не понимал, на что злится. Себастьян был красивым, уверенным в себе, полным достоинства и при всём при этом Себастьян его ждал. Он был лучше всех тех мужчин в клубе, Джим хотел к нему, хотел обсудить и квартиру, и новости, но как и прежде, боялся своей привязанности.
Выкинув окурок в окно и приблизившись к другу, Джим сел на стол и посмотрел на полковника сверху вниз. Он долго рассматривал его лицо, отмечая следы усталости, думал, сколько тот успел выпить, чтобы написать такое сообщение. Двигала ли им скука или это было нечто большее.
— Не смей думать, что ты приручил меня, — предупредил Джим. — Этому не бывать.
И вопреки своим же словам Джим соскользнул со стола и уселся на колени Морану, обнимая его ногами и руками. Он уткнулся носом в его щёку, затем шею. Этот человек был родным, знакомым и слишком близким.
— Почему? — тихо спросил он. — Почему так происходит? Что это вообще? Знаешь, шикарно всё получилось. И книжные полки, и мебель... А ещё я хочу вернуться к тренировкам. Чёрт, Себастьян, — Джим отстранился, обхватывая его лицо ладонями. — Мне пора бы начать тебя ненавидеть, а я не могу.

— Джим.
Ему нравилось, как Моран произносит его имя. Было в этом коротком выдохе что-то особенное, тонкое и едва уловимое. Смесь нежности и почти незаметного трепета, что-то такое, из-за чего Джим знал, что он всегда находится под защитой Себастьяна. Чувство было странным, потому что он никогда не признавал дурацких кличек (милый, любимый, дорогой) и не потерпел бы их, а тут самое обычное имя звучало особенно тепло.
Джим расслабился, стоило лишь рукам Морана сомкнуться за спиной. Он выдохнул, вдохнул и снова выдохнул, сдерживая дрожь от чувства небывалого спокойствия, чего-то такого, что дарил только Себастьян. Джим всё ещё не считал себя сентиментальным или привязчивым, но Моран подходил ему каждой клеточкой тела, а сам он не мог жить без эмоций и всплесков настроения, а лучшим катализатором для этого всегда были люди. А в его случае — конкретный человек. Оказывается, чтобы примириться с обществом, надо лишь найти подходящего его представителя.
— Нравится? Ты еще не видел крышу, но там пока не все готово. Ну и всякие мелочи... Оказывается, даже за целый день и при наших деньгах невозможно получить все и сразу.
— Крышей потом займёмся. Знаешь ведь, Себастьян, я переменчив и завтра захочу сделать всё по-другому. К тому же, мы никуда не торопимся. Главное, что теперь у нас есть наше место.
— Будешь ненавидеть меня, когда я тебя на тренировках замучаю. Я ужасно устал, координировать рабочих — та еще хрень. Некоторые из них совершенно тупые, а все равно имеют права и я, оказывается, не могу крыть их матом.
— Жду не дождусь твоих тренировок, — Джим хитро прищурился. — Мы теперь будем в своём зале, только вдвоём, никто не потревожит. Знаешь, мне кажется теперь наши тренировки будут завершаться чуточку... веселее. А рабочие... Люди по своей природе тупые, ничего не поделать, мой полковник.
Себастьян гладил его по спине, и Джим разомлел достаточно, чтобы забыть и о сорванном веселье, и о клубе. Было хорошо, спокойно, а главное, что от Морана он никогда не ожидал удара в спину. Себастьян относился к нему совершенно по-особенному, хотя когда-то Джим настраивал себя, что секс между ними только всё испортит. Что Моран зазнается или что перестанет считать его за равного. Но этого не случилось. Напротив, даже сейчас он легко и без всякого повода поцеловал Джима в губы. Полковник изменился вместе с ним, сам того не замечая, и поводов для ласки или поцелуя у каждого из теперь практически никогда не было. Они просто хотели этого.
— Пойдем на крышу. Я тоже покурю, и там есть кресла, чтоб посидеть.
— Хорошо, — согласно кивнул Джим, хотя слезать с чужих колен не хотелось. — Пошли.
На крыше было свежо, чисто и приятно. Джим осмотрел всё внимательным взглядом, удовлетворённо кивнул, но точно решил, что сделает всё по-своему. Ему не нравились эти деревья, не нравился цвет покрытия крыши. Но завтра, что его утешало, он был относительно свободен и мог заняться домом, чтобы потом наслаждаться прохладной водой в бассейне и любоваться загаром на коже Морана. Крупных афер на ближайшее время Мориарти не планировал, только помощь желающим обратиться к криминальному консультанту.
— Здесь можно делать барбекю. Это риелтор так сказал. Он думает, будто мы парочка и вьем тут гнездо. Интересно, у нас будет время на это барбекю? Сто лет не делал.
— Глупость какая, — хмыкнул Джим и взял из рук Морана пачку. — Мы не глупая парочка с гнездом, что за пошлость. Мы нормальная пара и нам нужен нормальный дом. Впрочем, если ты не согласен с тем, что мы пара, то есть смысл прервать наши взаимоотношения, потому что они давно перешли границу обычного секса по дружбе. И поскольку я подпустил тебя слишком близко, пора определиться, полковник.
Джим наклонился медленно и плавно, прижался кончиком сигнатура к сигарете Себастьяна и сделал затяжку. В этот момент он поднял взгляд, впиваясь в лицо Морана и ища там тень сомнения.
— Ты мой, Себастьян, — поставил Джим его перед фактом и выдохнул ртом дым. — Принадлежишь мне и живёшь, пока я того хочу. И если тебя это не устраивает, ещё есть время собрать свои шмотки и покинуть этот дом. Но я бы этого не одобрил.
Возможно, даже через напряжённые и хищные нотки голоса Мориарти всё же пробилось что-то похожее на ревность. Джим понял, что не сумел сдержаться, но решил, что полковник, будучи не разборчивым в вопросах отношений, этого не заметит и не придаст значения внезапной слабости партнёра.
— Барбекю? — переспросил он, садясь в кресло напротив и меняя тему разговора. — Я однажды помог одному непутёвому наследничку отравить папашу с помощью барбекю. Яд так и не нашли, потому что он был не в мясе, а на шампуре, которые никто не додумался проверить. Плюс мы добавили в его любимую малину небольшой катализатор, вызывающий проблемы с желчным. Свалили на острый гастрит. С тех пор у меня очень выгодные условия в одном банке... А ты бы сделал для меня барбекю, Себастьян? Для нас. И ты научишь меня драться? Стреляю я уже намного лучше.
Джим привычно перевёл тему и поднял на полковника уже более спокойный взгляд.

Джим видел, что Себастьян его не понимает. Не понимает этих разговоров, смены настроения, поведения и поступков, но это его никогда не волновало. Важнее было то, что Себастьян справлялся со своим непониманием и не требовал оправданий: он не уходил и принимал Джима таким, а тот в свою очередь принимал полковника. Они были разными, но дополняли друг друга, и в этом тандеме голосом разума был Моран, а эмоциями — Джим. Возможно, именно поэтому они уже столько продержались рядом, цепляясь за то, чего им не хватало в себе самих.
— Люблю истории из твоей криминальной жизни.
«Знаю, — хотелось ответить Джиму. — Знаю».
Но он промолчал, а продолжил наблюдать за Мораном и внимательно слушать. Было в нём что-то такое, что цепляло взгляд, из-за чего полковником хотелось наслаждаться. Именно наслаждаться, а не просто любоваться, но что делало его настолько привлекательным, Джим не понимал. Если брать его внешность, мышцы, крадущуюся походку — то это едва ли было уникальным. Таким парней полно и на улицах, и в клубах, даже военных, тех кто решил начать зарабатывать телом. Нет, дело было не в оболочке, в том, что её заполняло. Характер, привычки, опыт, ум и до безумного глупая верность. Глупая, потому что именно такую приятнее всего хватать и топтать.
Морану повезло, что Джим эту самую верность ценил больше всего другого. Если бы не симпатия, он бы точно разбил такого человека просто ради интереса.
— Всякий раз думаю, как же много способов умереть сейчас существует.
— Как арбуз, говоришь? Именно поэтому ты снайпер, а я «дорогой Джим», — улыбнулся Мориарти. Он выдохнул дым, чувствуя, как он обжигает нёбо. — Хотя, стоит отдать должное твоим талантам, Себастьян. Ты даже с моста людей сталкиваешь с каким-то особым изяществом. Могу смело заявить, что за годы работы я ещё не встречал ни одного подобного тебе. Люди и правда в большинстве своём глупы. Рад, что тебя это утверждение не касается. Знаешь... если бы я мог выбрать своё незабываемое путешествие к смерти, то предпочёл бы умереть от твоей руки.
Джим встал и подошёл к краю крыши. Облокотившись на ограждение, он посмотрел на тихий район, на темнеющее небо и поёжился от лёгкой прохлады. Он больше не жалел, что уехал из клуба. Его место было тут.
— Думал, попросишь научить готовить барбекю. Это был мой следующий пункт — драться. Ты обещал хорошо себя вести, помнишь? Я вот запомнил и на это рассчитываю.
Джим обернулся, удивлённо вскидывая брови.
— Ты разве не понял? В этом сражении ты победил, Себастьян, — он подошёл к полковнику и наклонился, целуя его в щёку. Недолго думая, Джим вновь упал на его колени, обхватывая ладонями лицо и прижимаясь к чужим губам своими. — Ты проявил силу и теперь я весь в твоей власти. Пользуйся, пока я паинька! Кстати, может вообще организовать на крыше личный пляж?
Он шутливо растрепал волосы полковника и согласился, что уже можно идти спать.

Джим проснулся, когда Моран встал. Открывать глаза не хотелось, как и отрываться от подушки, и вместо попытки разбудить Джим ощутил нежное прикосновение. Моран... погладил его? На удивление, это было приятно, как и тихий шёпот, когда полковник сказал пока не вставать. Чувство было незнакомым, странным, ведь прежде с ним никто и никогда так не обращался.
Когда Себастьян вышел из спальни, Джим немного поразмышлял об этом, даже не испытав осложнение с потоком мыслей, которые обычно терзали его при пробуждении. Время пробуждения неумолимо приближалось, и вскоре дверь тихо скрипнула, кровать прогнулась под весом тела, и раздался знакомый голос:
— Вставай, босс, новый день ждет, пока ты станешь таким же крутым, как Джеки Чан в фильмах.
Джим сонно улыбнулся. Перевернувшись на спину, он лениво потёр глаза и моргнул.
— Встаю, встаю, — проворчал он.
Умывшись, Джим прошёл на кухню, где с удивлением обнаружил завтрак и кофе. Подобное едва не вызвало усмешку: серьёзно? Его партнёр и снайпер занимался этим? Моран?..
Джим обернулся к полковнику, чтобы колко пошутить, но, наткнувшись на его взгляд, понял одну простую истину: Моран старался для него. Сделал то, что ему абсолютно несвойственно, чтобы... чтобы что? Джим не понимал для чего такое делается, но шутить передумал, потому что, как минимум, не хотел спугнуть и лишиться таких сюрпризов по утрам. Если Моран чего и заслужил, то точно не колкостей с утра пораньше.
— Спасибо, Себастьян, — искренне сказал Джим и приподнялся, целуя заботливого полковника в щёку. Он скользнул пальцами по его шее, погладил плечо и грудь. — Если честно, у меня это впервые.
Завтрак был простым, но вкусным. Джим во время работы забывал о еде, так было и накануне, поэтому он с аппетитом съел всё, что приготовил ему полковник, и довольно жмурясь, взялся за кофе.
— Скоро пойдём в зал? — спросил он. — Что надо надеть? Там всё готово? Я могу взять твои вещи, я же свои ещё не перевёз? Пожалуйста.
По правде, Джиму просто нравилось ходить в вещах Себастьяна. Они были чуть больше нужного, но зато очень удобными. Джиму казалось, что в такой одежде (тёмно-серой футболке и домашних штанах) он выглядит уязвимо и сексуально, к тому же так его постоянно преследовал едва уловимый запах Себастьяна. А к запахам у Джима всегда было особое отношение.
— Не жалей меня, пожалуйста,  — попросил Джим, когда понял, что Себастьян боится невольно причинить ему боль. — Удар по яйцам мы усвоили, а в спарринге тебе всяко придётся меня трогать и возможно даже бить.
Впрочем, после этого Джим довольно скоро оказался на матах.

Отредактировано James Moriarty (2018-08-20 10:19:45)

Эти тренировки Джиму нравились даже больше, чем стрельба. Приёмы защиты напоминали сложные комбинации, вскоре они обещали стать ещё более сложными, и Мориарти жадно изучал взглядом партнёра, пытаясь запомнить, как работает каждая его мышца. А потом Моран учил бить: были новые комбинации, каждое движение требовало точности, знаний и умений, а это именно то, что любил Джим. Он невольно доверился партнёру, даже забыв о спорах и неуёмной гордости. Себастьян вёл себя спокойно, объяснял и показывал, и только после Джим поймал себя на мысли, что это очень приятно. Приятно полностью на кого-то полагаться, забывая о контроле.
Все истории с тренировками сблизили их. Споры, скандалы, неудачи, обиды — всё это учило их понимать друг друга, слышать, работать единым организмом и по-своему раскрыло каждого из них. Джим чувствовал, что они сделали значимый шаг навстречу друг другу. Моран точно делал всё это не из-за денег (слишком простой он оказался для подобных корыстных идей), не из-за желая приблизиться к боссу (это тоже абсолютно не было ему присуще). Джиму казалось, что Моран устроен иначе, живёт другим. Словно ему... нужно если не служить, то идти за кем-то, иметь точку опоры. И стань маяком такого человека, и он тебя никогда не предаст. Помимо этого были в нём свои властные и жестокие демоны, и это Джиму нравилось тоже: быть и его маяком и его человеком, отношение к которым разное, сходящееся в одной точке.
Как бы там ни было, а Джим научился не стесняться партнёра и перестал разочаровываться в неудачах. Мориарти больше не пугали собственные неудачи, потому что Моран никогда не подтрунивал и только помогал.
— Реакции нарабатываются с опытом. Я бы хотел, чтоб ты запомнил основные блоки и удары прежде, чем мы перейдем к комбинациям или чему-то более сложному.
— Я запомнил, — кивнул Джим и повёл головой, ощущая лёгкую усталость. — Только нужно время, чтобы закрепить, но мы же не спешим, да? И зал теперь рядом, я могу хоть каждый день отрабатывать.
— Еще есть подсечки.
За этими словами последовал наглядный пример: ловкая подсечка, удар боли, падение, но Джим не упал. Его уверенно и крепко подхватил Моран, после чего нагло улыбнулся (знает ведь, ублюдок, что бессовестно хорош!), и лишний раз доказал, что он самая верная опора Джима Мориарти.
— Они хороши, если действуешь неожиданно, но опасны, если противник ждет чего-то подобного. Легко можно превратиться из атакующего в пострадавшего. Иногда ломаются руки — локоть слишком уязвимый, всегда об этом помни. Ты устал?
— Я запомню этот урок, — с лёгким стоном ответил Джим после того, как ощутил нежное прикосновение к шее. Неужели он действительно так равился Морану? Что ж, если так, то это было вполне взаимно.
Ещё не так давно Джим был уверен, что не умеет чувствовать, что любые симпатии это не про него, и Себастьяна он рассматривал исключительно как красивое тело, приятное лицо и безукоризненно работающий член для разрядки в любой момент. Или он заставлял себя в это верить?.. Прикосновения Себастьяна всегда что-то будоражили в нём, вызывали трепет и приятное тепло. За время этих тренировок Джим понял одно: он устал бороться с самим собой и отталкивать любовника напрасными капризами.
Он обнял Себастьяна за шею, твёрдо встал на ноги и внезапно повторил тот самый захват, который только что показал полковник, повалив его на мат.
— Эй! Ты поддался, Себастьян! — засмеялся Джим, оседлав его бёдра и игриво ударив в плечо. — Да, я немного устал, можно сделать перерыв. Скажи... — Джим лёг на грудь полковника и принялся изучать его лицо. — А тебе говорили, что ты очень красивый? Очень... — Он провёл ладонью по его щеке, погладил пальцами маленький шрам на скуле. — Я видел много мужчин, но ни один из них не был похож на тебя. Почему я раньше тебя не рассматривал?
Джим обхватил его лицо, погладил, наощупь запоминая каждый выступ и бугорок, изгиб тонких губ, дуги бровей. Он дотронулся до мягких волос, потом опустил руки на его плечи, погладив, затем на грудь, опустил ниже, забираясь пальцами под футболку. И внезапно нащупал знакомый до боли шрам.
— Знаешь, о чём я иногда думаю, Себастьян? — спросил Джим, пользуясь тем, что полковник расслабленно позволял ему проявлять инициативу. — Это пулевое ты получил по моей вине, и я тебя лечил. А вот это... — продолжил он, приспустив со своего плеча чужую футболку, — я получил по твоей, и ты лечил меня. Они связывают нас, крепче всего другого. Даже если мы захотим уйти друг от друга, уже не получится.
Джим вцепился в любовника пальцами и уткнулся носом в его шею, делая жадный вдох. Хорошо... нравится. Обнимать его нравится, целовать тоже. Так приятно, так интимно. Потрясающий человек, его человек.
— Я знаю о тебе больше, чем ты думаешь, — Джим прижался губами к его подбородку, погладил грудь, сжимая пальцами сосок. — Я видел другого тебя, того, тёмного и жёсткого. Почему ты прячешь его? — Рука Джима скользнула по напряжённой груди, сам он поёрзал ягодицами на члене любовника. — Ты после позавчерашнего еще не понял, что тебе дозволено гораздо больше? Посмотри на меня: дома я не вылезаю из твоих вещей. Ты такой же тёмный, как и я, — перешёл на шёпот Джим. — Слышал про бандаж? Или в этом ты не силён? Это связывание, Себастьян. Ты можешь связывать меня, можешь бить и наказывать, можешь выпускать свою агрессию и строгость. Я весь твой и верю, что ты знаешь рамки. — Он прижал палец к губам Себастьяна и продолжил: — Выпусти того зверя. Я люблю боль, я хочу ее. И ты тоже этого хочешь.
Джим соскользнул ниже, оглаживая ладонями бёдра любовника и прижимаясь щекой его паху. Прикусив ткань спортивных брюк зубами, Джим потянул и зажмурился.
— Давай так, — Убедившись, что Моран разгорячён и возбужден достаточно, Джим резко встал, оставляя любовника лежать на матах.
— Ты не слабо завёлся, да? — усмехнулся он. — Но тебе ничего не обломится, пока не возьмёшь то, что хочешь, силой. Решишься? За красивые глаза больше не поведусь, полковник.
Джим снял со стены бодибар весом в четыре килограмме и выставил её перед собой.
— Я немного занимался кендо, это другое, но я умею с этим обращаться и у него хороший вес. Рискнёшь получить пару синяков?

Отредактировано James Moriarty (2018-09-11 16:37:57)

Моран поднялся, и Джим наблюдал за ним с неподдельным восторгом. Не потому что у полковника была шикарная фигура с точенным рельефом мышц, точнее, не только поэтому. Эти сильные руки ласкали его тело, на этом плече Джим часто засыпал, а к широкой груди прижимался. Себастьян был полностью его человеком и лишних слов, подтверждающих это, не требовалось. Джим видел все во взгляде, улавливал в нежных прикосновениях, слышал в заботливом тоне голоса. Уж неясно, чем Моран так согрешил, чтобы попасть в паутину Мориарти, но свою судьбу он принял и, кажется, был даже не против.
Джим, конечно же, понимал, что Моран сильнее и опытнее, но был уверен, что тот поймет и примет правила. Это игра, прелюдия, которая должны быть будоражащей и яркой, более живой и заводящей, чем даже сам секс. Они оба были возбуждены, финал — предсказуем, но Джим не мог допустить, чтобы любовнику стало с ним скучно. Пойти и трахнуть он мог любую бабу, а с ним, с Джимом, у Морана должно было быть все самое яркое и лучше, подобное наркотическому опьянению.
И Джиму нравилось, как Себастьян на него смотрит. Никто не смотрел так же, даже когда хотел внимания или расположения самого Мориарти. Те взгляды были полны хитрости, лести или дешевого восхищения, а Моран смотрел иначе. Джиму нравилось нравится, и он признал, что вел себя как идиот в самом начале их тренировок. Не надо было переживать и психовать, ведь, несмотря на неудачи, Моран ни разу не посмотрел на него с пренебрежением. Напротив, во время тренировок по стрельбе он сказал: «Ты здорово меня завел». Казалось, что Джим услышал и понял это только что, спустя приличное количество времени.
Что ж... даже он далеко не идеален.
— Хочешь поразвлекаться, Джим?
— Хочу, — не скрывая улыбки, ответил Джим. — Тебе понравится эта игра, полковник.
— Ну давай.
Азарт только подогревал желание. Джиму удалось увернуться (и не важно, поддался Себастьян или нет, смысл был не в этом) и нанести удар, в который вложил полную силу. И когда полковнику надоели эти игры, он перехватил тяжелый снаряд, ударил Джима, отчего его отбросило назад, и тут же прокрутил бодибар. Все происходило слишком быстро: еще удар, подсечка, его снова подхватили, развернули и вжали спиной в себя. Бодибар плотно прижался к шее, Джим перехватил его, но уже ничего сделать не смог, став пленником своего любовника. Ягодицами он чувствовал чужой пах и, дьявол, как же это возбуждало. Возможность оказаться беззащитным перед кем-то, в чужой власти, хотя бы на несколько часов скинуть с себя контроль и напряжение.
— Наигрался, или продолжить?
Джим вскрикнул от сильного укуса и тут же благодарно застонал. Да, это было больно и в то же время безумно хорошо. Джим весь затрепетал в чужих руках, возбуждение затуманивало разум. Что ж... этот раунд был проигран.
— Наигрался, — выдохнул он, и когда Моран ослабил хватку, Джим развернулся, обхватывая его лицо ладонями и целуя сухие губы. — И победитель получает приз.
Мориарти резко опустил вниз, встав перед любовником на колени. Проведя ладонями по крепким бедрам, сжав ягодицы, Джим посмотрел на Себастьяна так, словно действительно подчинился ему. Полный желания взгляд был обращен только к Морану, и Джим медленно приспустил его спортивные брюки, погладил бугорок паха и красноречиво облизнул губы. Его губы нежно ласкали чужие ноги, зубы игриво прикусывали кожу, а руки гладили все, до чего дотягивались. Джима и самого это возбуждало, поэтому он медленно приспустил трусы любовника, высвобождая член. Брать его в рот уже было более привычно чем в первый раз, головка приятно давила на язык. Джим сосал медленно и размеренно, привыкая и задавая ритм. Чужие пальцы в волосах были поощрением, как и тихие стоны. Джим старался, учился уже в процессе и изучал, что нравится Себастьяну больше всего: какой захват, погружение, ласка, поглаживание или само посасывание. Любовник откликался на эти действия, и Джим распалялся сильнее. Он никогда никому подобного не делал, Моран был первым, и почему-то Джиму это искренне нравилось.
Когда Моран уже был заведен до предела, но не до разрядки, Джим выпустил его член изо рта и встал. Поправив любовнику трусы и натянув обратно штаны, он выдохнул Себастьяну в губы:
— Это плата за тренировку. А дальше сам, полковник. Руки есть?
Коротко поцеловав Морана в губы, Джим развернулся и направился к выходу из зала. Нет, конечно же, он хотел секса, был заведен, и даже это было частью игры. Потому что он хотел увидеть ту сторону Себастьяна, другую, и, как и обещал, добровольно больше давать не собирался.

Несмотря на весь свой интеллект и умение быстро реагировать в экстренных ситуациях, Моран оставался очень твердолобым во всём, что касалось секса. Словно до Джима полковник занимался любовью до скучного традиционно, не разоряясь даже на современную порнушку с моделированием всяких возбуждающих ситуаций. И не то чтобы сам Джим не любил традиционный секс: ему нравилось, как порой осторожен и ласков был Моран, нравились многочисленные поцелуи, игривые укусы, как полковник бережно подготавливал его, относился ну точно к принцу. Но даже это порой могло надоедать, а следом — притупляться страсть. Допускать того, что Моран к нему остыл, Джим никак не мог, да и вообще разве может с ним быть скучно?!
Чтобы разнообразить секс и не позволять любовнику даже смотреть налево (или в сторону всяких там Адлер), Джим уже из кожи вон лез. И дразнил, и скандалил, и на измены с флиртом намекал! Даже сам лёг попрёк его колен, намекая, что лёгкое (или не очень) физическое воздействие поощряется. А полковник ну хоть бы что, только хмурился порой (надо будет купить ему нормальную порнуху), и возбуждению это не способствовало.
Идея с обломом давно согревала мысли Джима: если возбудить и завести любовника до состояния «по стойке смирно», а затем кинуть, это будет, конечно, очень провокационно. Но честный и абсолютно не искушённый тонкостями сексуальных игр Моран мог запросто обидеться, и тогда без секса пришлось бы сидеть самому Мориарти. Так себе перспектива, с учётом того, что к регулярному сексу он привык, особенно с мужчиной, которому позволял изучать себя и которого изучал сам. Искать замену в клубе, даже если прижмёт, было крайне бесперспективно, всё равно будет не то и не так.
Именно поэтому Джим и устроил мини-лекцию, намекая, что вовсе не обязательно сдерживать ярость и силу, да и вообще у вас давно карт-бланш, полковник. Берите и властвуйте, лишь не забывайте, что играм место только дома. Пока придерживался этот баланс, Джим готов был исполнять любую роль, лишь бы у Себастьяна как и прежде стояло только на него. Мориарти хоть и понимал, что вряд ли полковник встретит более интересного и яркого человека, чем он, осознавал, что интерес (абсолютно любой!) не вечен и его надо подогревать.
— В смысле — плата? Ты сам сказал — приз.
Судя по тому, как Моран резко схватил его и развернул, уловка возымела действие. Полковник, кажется, хоть и не осознавал, что это лишь игра, основное из недавней лекции вынес: да, я тоже возбуждён, но ты можешь взять меня силой, и попробуй найди того или ту, кто ещё так же позволит тебе быть собой и в нежности, и в гневе.
— А ты, что ли, тоже пошел в ванну дрочить? Ну нет, Джим, это не так работает.
Отказывать возбуждённому мужчине — самая большая глупость из всех возможных. Именно происходила большая часть несчастных случаев: один партнёр дразнил, не собираясь потом ничего отдавать, но переступал грань, и второго было уже не остановить. Джим мастерски разыгрывал жертву, сопротивляясь почти что по-настоящему. Он испытывал дикий азарт, ведь практически никогда он не попадал в зависимую ситуацию, не сопротивлялся, отбиваясь от охотника (разве что один раз всё с тем же Мораном, и эти воспоминания порой неслабо возбуждали). И в глубине души он знал (верил), что стоит ему приказать по-настоящему, и Моран отпустит его. Отпустит и никогда не причинит настоящего вреда.
Джим никогда не знал ни рамок, ни границ, ни ограничений. Для него не существовало слов «нельзя», и неудивительно, что порой он проверял своего партнёра, желая убедиться, что рядом с ним настоящий укротитель, способный смять сопротивление на корню и подчинить его, подмять и добиться послушания силой.
Рыки Морана вызывали мурашки, они пугали, и Джим не сразу сообразил, как именно успел оказаться вжатым грудью в маты в самой беззащитной позе перед любовником. Зубы сомкнулись на загривке, вырывая предательский полустон, полувскрик. Это было по-настоящему больно, но после острой вспышки по телу проходила волна блаженной дрожи, и член пульсировал, словно отзываясь на ощущения.
— Смотри-ка, есть руки, вот для чего они нужны.
Моран мастерски заломил его руку и протолкнул колено между ног. Джим полностью распластался на матах, но попытался вырываться вновь, хотя это было уже бесполезно. Лежать так и знать, что сейчас будет, задыхаться от воображения и возбуждения — вот, что мог делать Джим, пока любовник решительно стягивал с него штаны и бельё, обнажая ягодицы. Краска тут же подкатила к лицу, дыхание стало сбивчивым, а глаза застилала влага, но он обиды, а от потрясающей смеси стыда и огня, охватывающего тело. Звонкий шлепок оказался внезапным, неожиданным, и Джим вскрикнул, вздрогнув всем телом. В груди болезненно сжало, не получалось сделать даже вдох, эмоции накатывали волнами, причиняя ещё большую боль и вызывая шум в ушах. Град ударов выбил настоящие слёзы, Джим сжал ягодицы и попытался отстраниться — рука у полковника была тяжёлая, нежную кожу несладко обжигало.
— Нравится тебе, когда я сам, а?
Нравится. Твою мать, безумно нравится!
Ответить не было сил. Джима трясло, он трепетал от ощущений в сильных руках, открытый и беспомощный, скинувший наконец-то долгое и утомительное напряжение, сделавшийся слабым под своим партнёром. Сейчас он ощущал себя совсем молодым, юным, и его тело жаждало новых открытый во власти Себастьяна. Уткнувшись лицом в тёмную поверхность, Джим позволил себе выдохнуть. Слёзы скатились по щекам, а с губ снова сорвался стон, когда полковник обхватил его колом стоящий член. Впрочем блаженное удовольствие было быстро прервано, и Мориарти ощутил чужие пальцы между своих ягодиц.
Что ж... ему самому иногда хотелось, чтобы любовник доносил до него что-то, перегнув и оттрахав до потери пульса.
— Ну как тебе, Джим? Нравится? Не очень?.. И правильно. Ты был плохим мальчиком, сделал нехороший поступок, но я тебя научу, что нельзя оставлять своего мужчину голодным.
Джиму показалось, что его сердце просто не выдержит напряжения. Он не мог возбудиться ещё сильнее, но это происходило, особенно после таких слов, после желания, которое он слышал в рычащем голосе любовника. Позже, анализируя происходящее, он отметит, что унизительно-собственническое «своего мужчину» внезапно пришлось ему по душе. Морану идёт уверенность в себе, и Джиму даже понравится перекатывать на языке это интимное и глубокое «мой мужчина», не меньше чем «мой полковник».
— Я плохой мальчик, Себастьян, — выдохнул он, всхлипнув. — И ты это зна...
Пальцы толкнулись на сухую, обрывая на полуслове и причиняя дискомфорт, несмотря на то, что Себастьян растягивал его минимум раз в неделю. Джим охнул и прогнулся в спине, сжал ягодицы и попытался отстраниться, но тут же ощутил иррациональное желание насадиться глубже. Ему нравились эти секунды, когда он ощущал Себастьяна внутри, когда на деле мог прочувствовать значение слов «мой мужчина».
И поскольку это была чистая победа, Мориарти решил подыграть. Можно было сопротивляться дальше, но в подобном баланс важен не менее самого действа. И если Моран вырывал из строптивого любовника желание и уважение, то следовало отдать ему должное.
— Я... — выдохнул Джим, ощущая, как ком подкатывает к горлу от урагана, который бушевал в его теле, — больше не буду.
Будет, ещё как будет, если это обеспечит такой огненный секс.
Джим всхлипнул, его щеки были влажными от слез, и сам он изнемогал от желания проникновения.
— Только член не сотри, — всё же привычно съязвил он и приподнял бёдра, насаживаясь на пальцы любовника и давая понять, что готов, что хочет и жаждет большего.
Только остроты в данной ситуации всё же были лишними. Моран то ли абсолютно серьёзно, то ли решив окончательно отыграться нашёл блестящую альтернативу смазке: Джим вскрикнул, когда прохладная вода полилась на его ягодицы.
— Да ты псих! — выдохнул Мориарти, пожалев, что не захватил лубрикант. Знал же, чем закончится их валяние на матах! Вода приятно охладило место ударов (ягодица всё ещё нещадно горела), что вернуло Джиму прежнюю смелость. — А у тебя от холода не опустится?
Не опустится. И Джим ощутил это практически сразу, когда Себастьян, абсолютно не жалея его, толкнулся резко, подтверждая свои права. Мориарти зашипел, было неприятно, он вырывался, но когда полковник сильными толчками вошёл до конца, когда замер в нём, давая прочувствовать давление, возбуждение вновь охватило Джима. Он запустил свободную руку под футболку, сжал и растёр собственный сосок, так как его грудь часто оказывалась лишена внимания, и покорно приподнял задницу, разводя ноги, и вжался в любовника, чтобы принять его до самого конца. Стоны от жаркого давления невозможно было сдерживать, и Джим в очередной раз удивился своему иррациональному желания быть отодранным до сорванного криками горла.